|
Многие рассказывают, что у них был быстрый переход от неверия к вере, а у меня - не так. Это похоже на то, как в Ветхом Завете сказано, что человек увидит большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра. Утром тихий ветерок, и прикосновение это - вот Господь. В течение длительного времени Господь меня вел, чтобы я, во-первых, стал верующим, а потом и призвал к священнослужению.Это сейчас я могу проанализировать и объяснить, как Он меня вел, потому что очень хорошо это понимаю.Семья у меня была военная, никто мне религиозного воспитания не давал, но мама была родом из Западной Белоруссии, а она только в 1939 году присоединилась к Советскому Союзу, так что дольше сохранялись все традиции. И мама моя была воспитана в православной семье, отец - тоже в христианской, только старообрядческой. Конечно, будучи военнослужащим, он этого не афишировал, но их воспитание отразилось и на мне.А у меня первое личное прикосновение к Богу было таким. По окончании военного училища я попал служить под Вологду. В воскресные дни мы выезжали из своего отдаленного гарнизона в областной центр - в Вологду, чтобы посмотреть на людей и на жизнь. И вот однажды мы проходили мимо храма. Ребята предложили зайти, все согласились, но, когда подошли к храму и оттуда пахнуло ладаном (ведь шла служба), я испугался. Я был некрещеный в то время; меня что-то остановило. Это был не ужас или какое-то противление; как я сейчас понимаю, это было чувство собственного недостоинства: я не могу войти, я еще не готов - хотя о том, что я некрещеный, я тогда даже не вспомнил.Потом я долго об этом не вспоминал, и следующий момент прикосновения Господня ко мне - это Крещение. Я крестился в 24 года; тогда я уже перевелся в Севастополь, в Качу, служил офицером. Я познакомился со своей будущей супругой, мы собирались пожениться, и она сказала, что брак должен быть венчаным. Она очень настаивала на этом, да и я был не против. У меня не было никакого противления, но я был не крещен, и перед Венчанием было совершено Таинство Крещения. Конечно, это было не очень осознанно, но я все это принял с большим желанием за две недели до Венчания.Потом родился сын, мы его крестили. Но в церковь мы в это время не ходили. После Крещения старшего сына мы не пошли его причащать, хотя священник сказал, что это необходимо; я не придал этому значения, да и вообще не знал, что такое «причащать», а объяснить некому было. А чуть позже у него начались очень серьезные проблемы со здоровьем - не буду вдаваться в подробности, но мы уже не знали, что делать. Будучи людьми нецерковными, мы искали помощи везде. Сначала у врачей - они ничем не помогли, а это было в 1992 году, и очень много было разных бабушек, экстрасенсов, целителей, гадалок и прорицательниц. Все газеты пестрили объявлениями, и мы, к сожалению, пошли по ложному пути - ездили к такого рода бабушкам. Это, конечно, принесло больше вреда, чем пользы. Но Господь даже устами ослицы может сказать правду. И так получилось, что одна из этих целительниц сказала нам, что нужно пойти в храм, исповедаться и причаститься, а потом взять какое-то количество свечек и принести ей. Мы пришли в храм, спросили, как надо исповедоваться, исповедовались и причастились. Но когда покупали целый пучок свечек, нас спросили зачем. Мы объяснили, а нам говорят: расскажите об этом батюшке. Рассказали батюшке, и он нам очень подробно объяснил, что к чему. Мы перестали ходить к этой женщине.Тогда в Севастополе наместником Инкерманского монастыря был архимандрит Августин. Это был человек незаурядный. Нам просто сказали: съездите к нему. И правду говорят: если не увидишь в глазах другого человека света Христова, и сам не станешь христианином. Этот момент стал переломным в моей жизни и в жизни моей семьи. Увидев этого человека и пообщавшись с ним один раз, я понял, что есть другой мир. Я изредка бывал в церкви и раньше, например посылаемый всякими экстрасенсами, но я совершенно не мог измениться. А этот человек стал моим духовным отцом. Незадолго до того у меня умер родной отец, и сейчас я вижу в этом знак Божий: Господь меня перепоручил. Мы ездили туда не так часто, как я сейчас думаю, что могли бы. Общались с отцом Августином, и не столько его слова, сколько просто пребывание рядом с ним - меняло совершенно. Даже говорить ничего не хотелось - просто посидеть рядом с ним, посмотреть, чем он занимается, побыть тенью его - было достаточно, чтобы потом уехать домой и месяц чувствовать себя другим человеком. Конечно, после встречи с ним мы стали постоянно ходить в храм; сначала ездили в Севастополь, потому что в Каче храма не было; потом в Каче появился человек, который решил переоборудовать бывший кинотеатр под храм. Я немного помогал в этом строительстве, потом, когда в этот храм поставили священника, стал там пономарить, после поступил в Почаевскую Семинарию .К сожалению, в 1996 году погиб отец Августин, но я уверен, что он и сейчас мне помогает: приезжаешь к нему на могилу, разговариваешь с ним, как с живым, и многие вопросы решаются. Это мой личный опыт; я не говорю, что его нужно причислять к лику святых, Господь Сам знает Своих. Но просто я нашел человека, через которого открылся мне Бог.В 1998 году. В духовном училище я учился по очно-заочной системе. Каждый месяц мы приезжали на 4-5 дней, нам начитывали лекции, мы сдавали зачеты, уезжали домой готовиться, потом снова приезжали. Это была для меня самая удобная система. Чтобы меня отпускали из части, мне приходилось в воскресные и праздничные дни брать на себя наряды, дежурства, чтобы офицеры не обижались. Появлялись отгулы, и их я использовал для учебы. Это продолжалось два года: я поступил в 1998 году, в 2000 году, незадолго до выпуска, перед Пасхой Владыка благословил меня на рукоположение.После этого меня направили в Севастополь настоятелем Михайловского храма. Храм этот всегда был воинским, одно время был гарнизонным. Во время Первой обороны Севастополя этот храм ни на один день не закрывался, там каждый день совершалась литургия, даже когда все остальные храмы города уже не действовали. Сам храм был построен адмиралом Лазаревым в честь его небесного покровителя Архистратига Михаила, в этом храме отпевали прославленных адмиралов Истомина, Нахимова и Корнилова. Так как он находится в ведении Музея Черноморского флота и до сих пор не передан Церкви, что связано с определенными имущественными отношениями между Черноморским флотом и Украиной, моя задача - заниматься этим храмом и работать на флоте по духовно-патриотическому воспитанию с матросами и офицерами. Нужно давать им духовное образование, рассказывать об основах православной культуры, как-то их привлечь. Многим надо просто сказать, что Бог есть. Они об этом слышали, вероятно, но большинство, к сожалению, по-настоящему в это не верит. Задачи были на меня возложены непосильные: что может сделать один человек на всем флоте? Но у Господа, наверное, и один в поле воин, раз Он меня сюда поставил.
Владыка благословил меня служить во Владимирском соборе - усыпальнице адмиралов, а один раз в год нам разрешают служить в Михайловском храме - на престольный праздник.Я два раза ходил на боевых кораблях в Средиземное море: в первый - в 2005 году на крейсере «Москва». Тогда старшим из священников был отец Александр Федоров, который отвечает в Синодальном отделе за Военно-Морской флот. Тогда было перезахоронение последнего командующего флотом в царской России, адмирала Григоровича. Его останки из Минтоны (Франция) привезли сначала в Новороссийск, а оттуда самолетом в Санкт-Петербург, и затем на Александро-Невском кладбище его похоронили рядом с его родственниками. Наша задача была в том, чтобы все происходило в соответствии с православной традицией: мы совершали панихиду, потом литию на корабле. И так как мы в течение почти месяца были в походе, у нас была возможность общаться с личным составом. Обычно офицеры, как только у них появляется свободная минута, торопятся домой, и с ними очень тяжело общаться. А здесь, на корабле, бежать им некуда: море кругом. И мы беседовали при любой возможности: даже во время дежурств на вахте, особенно в ночное время, когда нет никакой напряженности.Ребята с удовольствием общались и задавали много вопросов, бывала и серьезная полемика. Там есть протестанты и сектанты, с которыми мы полемизировали, но конфликтов у нас никогда не было, в том числе и с мусульманами, которые служат на корабле. На корабле был развернут походных храм, мы отслужили несколько литургий, более 20 человек приняли Крещение, многие причащались, мы служили молебны. Была полноценная христианская жизнь. Те, кто хотел, приходил на утренние и вечерние молитвы, которые каждый день читались в храме...В 2000 году, когда меня рукоположили, командование отнеслось к этому очень настороженно. Я был вызван к заместителю командующего по воспитательной работе, и я догадывался, что попросят определиться, кем же я все-таки хочу быть. Поначалу я не то что испугался, но холодок прошел. Я человек военный, я понимаю, что когда вызывают на таком уровне, то это не за наградами. Тем более вызвали не меня одного, а моего замполита части, зама командующего авиации, и я понимал, что будет что-то серьезное. Но потом подумал: Господи, что они могут сделать? Ну выгнать из армии. Но ведь из Церкви же не выгонят. Что могут сделать? Если Бог за нас, кто против нас? И пошел, естественно по военной форме. А в кабинете замкомандующего было собрано все управление по воспитательной работе - человек пятнадцать. Но все быстро разрешилось, когда замкомандующего обратился ко мне: «Отец Александр, заходите, садитесь сюда» (я уже был в сане). Эти слова разбили все. Он признал во мне священника, и если кто и был против, никто уже ничего не мог высказать.
Обсуждалась тогда в основном проблема вокруг Михайловского храма, потому что я просил о том, чтобы совершать там службы. Мне объяснили, что пока это невозможно. Задавали вопросы, зачем это все нужно, и я отвечал, что я не враг, что воспитательной работы без работы духовной недостаточно. Мы вынесли из разговора очень много полезного, мне разрешили печататься во флотской газете, ходить по кораблям не таясь, чтобы командиров не наказывали, если кто-то пойдет мне навстречу. Разрешили и служить в Михайловском единожды в год.
Так и получилось, что я служу в двух музеях: Владимирский собор тоже музей, только не Черноморского флота, а Обороны Севастополя. Здесь заключен долгосрочный договор, и храм фактически содержится за счет Церкви - и охрана, и ремонт. А в Михайловском храме получилась бы субаренда: Черноморский флот арендует это здание у Украины, и он же отдает в аренду Церкви. Субаренда же сейчас на территории Украины запрещена.
_________________
слава Богу за всё
|
Вход
FAQ
Поиск
